[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/9hX0cv7.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

Тишина обрушилась на поле боя после последнего грохоты выстрелов в дыму. Команда - израненные, поддерживающие друг друга, двое висели на Тирпиц, которая сама была не в лучшем виде - напряглась, смотря туда, куда рванули Киров и Арендаль, решившая прикрыть сбрендивший легкий крейсер в ее самоубийственной атаке на авианосец. В дыму показалась какая-то фигура, но с тем же успехом это мог быть и тот злосчастный элитный Во-класс... Невольно все напряглись.

***

Кровь, кажется, покрывала ее всю - своя и чужая. Киров с трудом помнила, что произошло после того как с радаров пропали Пятьсот тридцать четвертая и принцесса. Помнила только красную пелену  на глазах и жажду крови, которая только сейчас начала отпускать ее. Неясные фигуры Глубинных исчезали одна за другой, открывая ей путь к главной - наглой, самоуверенной твари с грибообразным наростом на голову. Она думала - ее даже не засекут. Она думала - ее эскорт не  пропустит никого. Она думала - ее дроны разорвут жалких канмусу на куски.

Она ошиблась.

Потому что в этот день Киров  изменилась и авианосец Во-класса умел несчастье убедиться в этом - сначала выстрелы на предельной дальности потрепали ее эскорт, а затем легкий крейсер рванул вперед, не обращая внимания на врагов  и расстреливая остатками боеприпасов авиацию. Кажется, кто-то с ней был, но только сейчас она поняла что это  Арендаль из флотилии Иверсена - отважная малышка не испугалась ничего, даром что была в полном сознании.  Именно она отвела беду, размолотив глубинными бомбами подлодку, именно ее торпеды  отправили на дно подобравшийся близко крейсер. А сейчас она, сама раненая, поддерживала канмусу - модуль на левой ноге Киров был не в лучшем состоянии, да и шатало ее сильно, ведь припадок ярости, позволивший ей утроить Глубинным резню, вымотал крейсер до предела. Но как она могла иначе? Позади ее товарищи, позади Ленинград... А значит, все твари просто сдохнут от ее руки.

- Спасибо, мелкая... - Хрипло прошептала она, разворачиваясь к своим и лишь краем глаза посмотрев, как погружается под воду обезглавленный авианосец. - Тони, тварь. Ты никого из них не тронешь... Никогда, пока я здесь.

Вот они - ее команда и те, кто пришел на помощь, потому что их адмирал не был идиотом и решился действовать. Именно его слова, кажется, уже по пятому разу звучат в ее наушники. Командует еще? И где там гребаный нордический характер? Нету и в помине, придется напрячься и сказать..

- Адмирал, Во-класс на дне, мы живы. Что? Да... Веду всех на точку.

И хватит с него. И так на радаре видит что новых трупов нет. Если бы еще старых не было... Но мертвых со дна не поднять. Они сами придут, только уже другими, а может и нет... Киров видит впереди знакомую фигурину, на которой повисли двое раненых.

- Эй, фашистка! Заворачивай на базу, кончились танцы... Сказала что размажу тварь - и размазала, без башки на дно пошла! - Сейчас ее голос уже отчасти прежний, голос блондинки-оптимистки, немного дурной и застенчивой, но боевой, когда надо. И умеющей подбодрить на свой лад. Вот только вся в крови, а  глаза еще отливают красным огнем.

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/9hX0cv7.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

- Экономить их надо... - Буркнула воительница, у которой начинался отходняк - шатало, сводило желудок, хотелось спать, да хоть прямо тут... И в то же время возвращалось сознание и осознание. сколько близких ей товарищей сегодня полегло, сколько голосов оборвалось в наушниках, висящих на честном слове, скорее даже на блондинистых патлах.  Киров была потрепана по полной программе, один из торпедных аппаратов раскрылся "розочкой", второй к черту оторвало, многие орудия держались на честном слове, у закрепленной на руке башни стволы былии погнуты и опалены, от жилета-компенсатора осталось одно название... Попробуй еще разбери, где реальные раны, где просто кровь, но без ножниц по металлу уже не разденешься... Но нельзя сдаваться. Так.

- Мелкая, а ну-ка подгони меня к фашистке поломанной стороной... - Когда Арендаль выполнила приказ, Киров зацепилась за Тирпихц, свободной рукой прихватила за шкирку мелкую эсминицу и подозвала остальных, - Построение защитное, раненых в центр, идем на вторую точку. Тир, буду твоим поворотником. И давай-ка что повеселее... Домой идем. Мелкая, давай вашу.

Киров минутку подумала, пока брала направление и  завела на устрашающем английском:

- What shall we do with a drunken sailor,
What shall we do with a drunken sailor,
What shall we do with a drunken sailor,
Early in the morning?

Wey–hey and up she rises,
Wey–hey and up she rises,
Wey–hey and up she rises,
Early in the morning!

...И так далее. Где-то на середине старинная песенка переехала в ОВМС-ные частушки на тот же лад, с заменой моряка на крейсер и не слишком детскими намеками, но когда на душе мутно, а тело работает на износ, то только так и можно и даже малышка Арендаль подтягивала детским голоском крепок просоленные куплеты...

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/9hX0cv7.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

- У меня осталось три в главной башне, когда до той твари доползла - ткнула ей стволы в морду наглую, чтобы уж наверняка., - Тихо поделилась секретом Киров, выправляя всю компашку на верный курс  и слушая еле-еле работающий сонар. Кажется, что-то было, но скорее всего прибор просто вконец свихнулся - никто не атаковал. А в наушниках - команды Иверсена и других адмиралов и робкие, неуверенные ответы остальных групп, постепенно собирающихся воедино. И кто-то тоже поет - несогласованно, они все находят путь заглушить страх и усталость. А кто-то - се еще зовет друзей, которые не ответят... Могильщикам сегодня работы много. но  ей еще надо добраться до берега, пока есть силы. И Киров продолжает, не удержавшись от легкого издевательства:

- Kirov, Tirpitz und Arendal,
Die haben Bärte, Die haben Bärte.
Kirov, Tirpitz und Arendal,
Die haben Bärte, die fahren mit.

Кто-то из немцев и просто понимающих немецкийза спиной нервно захихикал, оценив степень дури - петь про наличие пиратской бороды у двух девушек и одной мелкой девчонки. Но - это ведь жизнь... И песню подхватили. Между тем они возвращались по старым следам и им предстоял жестокий и печальный долг. Киров уже видела буек, оставленный там, где плавали тела тех, кому не помочь.

- Ребята... Возьмите на буксир Кёльн и Сюффрен... Нет. Дюбуа и Гюнтер, - Голос Киров звучит глухо. Когда они умирают, к ним возвращаются человеческие имена, а эти двое мертвы, но не пошли на дно. Не стоит ждать могильщиков, они и сами справятся, где могут. Анри, с которым они дружили, хоть он и огребал от Киров за домогательства. Клара, с которой они даже дрались, несмотря на признание силы друг друга... Еще двое погибших. И где-то на дне - Танька, ровесница Тирпиц, решившая все же пойти в последний бой. И другие... Их больше нет и удается только напоминать себе, что кого-то она вытащила. Кого-то - но немногих. Придут новые и она будет гадать, сколько они протянут...

Невольно следующая песня оказывается той самой...

- Наверх, вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!

Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря подымают.
Готовые к бою орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают.

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/9hX0cv7.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

- Не уверена что все это дело Бога... - Неопределенно заметила Киров, у которой с религией были сложные отношения. Ее паразит жил при атеизме, она сама... Сама она просто была уверена что Бог, если он есть, не имеет почти ничего общего с представлениями людей о нем - слишком уж не так все в этом мире. А песня звучит на два языка - ох и бесилась Киров, когда немка ее уела с авторством шедевра. Но какая на самом деле разница? Если австриец такое написал, то это был чертовски хороший австриец...

-Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали, братцы, мы с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами!

Никто не думал, какой бойней станет эта битва. А может и думали, но рискнули... И за все платить пришлось им. Возвращающийся разум безжалостно подсказывает, насколько все дерьмово помимо горя потерь. Сколько на дно пошло тех, кто вел их вперед в бою? Кто их заменит в новых битвах? Выходило, что заменять - ей... Впереди берег, впереди уже слышат их страшное пение без всяких раций... Еще какие-то сотни метров, они поддерживают друг друга, поют вразнобой "Варяга", они все еще живы, потому что вцепились друг в друга с силой безнадежности.

Вода перестает держать. Киров сама проходит несколько шагов в полосе прибоя и не дождавшись медиков, валится на песок - рядом с мертвым телом Клары Гюнтер, смотрит в пустые глаза, из которых смерть смыла злость и вражду... Но она мертва, а Киров еще нет. Приподнявшись на локте, девушка, стиснув зубы, все же успевает сказать свою коронную фразу, спертую из древней игрушки:

- Kirov... Reporting...

И для нее наступает милосердная темнота.

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/yhs5QTi.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

Она ненавидела госпиталя - там вечно обнаруживаешь, что после горячки боя сознание вернулось во все части тела и болит не только то, что не должно, а и то, о чем ты даже не подозревала. И черт знает, какой на дворе день, во рту привкус неведомой фигни, лапы ломит и отсутствующий  хвост отваливается. А потом приходят сучьи дети в белых халатах и начинают тебя пытать - а как ты себя чувствуешь? У тебя же просто слов нет, одни жесты. Судя по характерному транквилизаторному отходняку, жесты были весьма активные и опасные для здоровья окружающих, но сейчас Киров даже вставать не хотелось, бревно натуральное, свежесрубленное в лесу безо всяких лицензий, ведь Глубинным их явно не выдают... В общем, худо ей было, хотя, одна радость, руки-ноги на месте и в груди нет дыры с блюдце. Да и товарищ по несчастью, Тирпиц, не давала заскучать - какой-то коварный гад положил их в одну палату, не подумав о том, что в несознанке  корабли могут и перехватить управление, решив исправить историческую несправедливость в виде невозможности накостылять кораблям противника... Но обошлось, вероятно потому что обе бой-бабы были в некондиции чуть более чем полностью. Как-то в тумане мелькали отвратные рожи... То есть симпатичные моськи посетителей - Меркатц, Иверсен, Арендаль и остальные не слишком побитые... И судя по вкусняшкам на тумбочке, это были не глюки.

- Ох... Любо братцы, любо, любо братцы жить - с нашим адмиралом не приходится тужить... - Тихонько провыла канмусу, пытаясь сесть на койке и ища глазами какое-нибудь живое тело, и нашли, - И тебя сюда законопатили? Как там, существенные части тела на месте или как? А то смотри, я слышала некоторые коновалы  заштопывают канмусу ошметками Глу... бинных... Ох мать моя... Тут мои предки не забегали? Хотя рано, наверное.

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/yhs5QTi.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

- Патлы мои светлые, кости мои белые,
С морской травой смешаются и ею прорастут
А сердце мое смелое, да очи мои ясные,
Глубинные на блюдечке принцессе поднесу-у-ут!!!

Не иначе как от наркоза в Киров просгнулась тяга к мрачному песенному творчеству прямо на больничной койке, но это, кажется, общая беда канмусу, из той же категории что и песня про три пузыря, в связи с особыми отношениями канмусу и алкоголя приобретшая особый скрытый смысл. В данном же случае была типичная черная русская меланхолия, которая и делает этот народ страшным - ведь если человек еще до боя запросто поет про свою неизбежную погибель, то ее возможность в самом бою его попросту не волнует. Страшно, да? Вот именно. Чтобы быть берсерком на Руси, никаких мухоморов не надо. Сам дойдешь до кондиции. Канмусу покосилась на вкусняшки и вспомнила, как в сомнамбулическом состоянии хомячила все, до чего могла дотянуться, да и сейчас...

- Я голодна как авианосец... Хорошо мы... Погуляли, - Плотоядно оскалилась девушка, ища взглядом еду, зато нашла медаль и что-то в голове щелкнуло. Точно. Надо будет потом отловить кого-то из ходячих. А пока поделиться с той, кто понимает.

- А знаешь... Киров мне дал понять, пока я была в отключке... Он доволен. Я такая же как прадедушка. И он хочет, чтобы я носила его медаль, которая за оборону Ленинграда, - Улыбнулась не без труда воительница, - Мы ведь и правда его тоже защитили. Ох... Мы-то да. А сколько там на дне... Я минимум десятерых насчитала безвозвратных, Тир. В иверсеновской минус три... Небось на стену лезет сейчас, хоть и спасал наши задницы в конце. У меня двое. И Звездочка...

От воспоминания, кто и какой ценой доставил им победу, перехватило горло. Да, Киров не любила немцев в принципе, с ее паразитом трудно было иначе. Но были и исключения. 534-я. Минна Моргенштерн, которую любили наверное все. А теперь ее ошметки на дне вместе с останками принцессы. И слезы покатились сами собой, потому что теперь милосердное марево тумана войны открывало лица тех, которые она уже не увидит никогда живыми...

- Ну почему она... Глупая, зачем... Не хотела я, чтобы меня так спасали... - Киров давилась слезами, не в ее характере было совсем уж сдаваться на милость горя, но это было слишком. Да, сейчас она плакала по Минне, но за ее спиной были и все остальные, которым она так много не смогла и не сможет сказать...

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/yhs5QTi.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

Киров даже в таком состоянии грушу поймала и под слова о числе погибших вцепилась в нее зубами, как Глубинному в горло. Дерьмо. Вот же дерьмо, ну почему так, почему прав оказался ее первый адмирал? Вроде ведь прошли те времена... Но победа оказалась безрадостной, потому что за нее заплатили жизнями их друзья и просто товарищи. И это уже не забудешь. Но что тут еще говорить? Тирпиц все и так понимает, и потому-то хорошо, что сейчас они тут одни. Не хотелось от кого-то слышать глупые утешения... Наоборот, она чувствовала, что когда она выйдет, то придется самой стать защитницей и утешительницей. Просто знала, что теперь это ее работа. Но пока еще можно пореветь немного... И петь. Может быть из-за той, с кем она, Киров выбирает не совсем морскую, но все же так подходящую им песню на немецком...

-Man findet hier die toten Korper
Und holt sie unter Wrack hervor.
Die Salven Tausende Geschutze
Verlegen Abschiedstage vor.*

Да, это то немногое, что их всех объединяет - память, песни, моменты дружбы, которую можно выковать только в огне сражений вопреки прошлому. И поэтому сквозь слезы Киров улыбается Тирпиц - кажется, между ней и немецкими кораблями дала трещину стена прошлых бед и потерь. Она отдала дань слез Кларе и Минне... Но есть и живые. И может быть теперь она сможет быть с ними дружелюбнее. Может быть теперь не будет слишком поздно для этого.

- Эх, морской бог, пошли нам доброго медбрата со спиртяшкой... - Задумчиво произнесла она в надежде призвать сие чудо.

---------
*Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/yhs5QTi.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

- Я тоже не оперная прима... - Усмехнулась девушка, которую до ОВМС звали Наташей Кузнецовой. Жила-была девочка, ходила, как все, в школу, даже какие-то надежды подавала - вспомнить бы теперь, какие именно, да что-то не получается. А потом накрыло паразитом, заплыв по Финскому заливу, переселение в ОВМС и адмирал-алконавт, старательно донесший до нее, в какое дерьмо она вляпалась. Интересно, был бы он доволен ее действиями? Учитывая его основной тезис о выживании, скорее да, чем нет. Это она усвоила от него и паразита в полной мере, уцелев не раз под ураганным огнем, как и крейсер во время войны. Еще бы спасать других чаще... Но этому она научится сама.

Услышав про наличие зелья, Киров оживилась настолько, чтобы все же напрячься, выругаться  на смеси русского и норвежского - спасибо Арендаль и ее адмиралу - и встать с постели. Шатало, тело болело и выражение мордашки было крайне мрачное, но русские не сдаются. Шаг, другой... И вот уже соседняя койка в достаточной близости, чтобы сев прямо на пол в эротично сползшей рубашке пополам с бинтами, дотянуться до заветной и такой желанной сейчас заначки. Зелье, позволяющее ненадолго выключить голову, было в наличии и на двоих им хватит, если только не нагрянет проверка. Киров вроде бы когда-то считала что пьянство вредно, но как говорил ее первый адмирал, кому убивать можно, тому и остальное не грех.

- Ох, твой папаша знает, что после такого надо... За нас! - Киров лихо свинтила пробку, хлебнула от души и передала сосуд Габи, заметно приободрившись. Может быть потому, что  есть время лить слезы, а есть время перестать портить пьянствующим в Валгалле товарищам настроение и последовать их примеру...

- Хех, тут и так сойдёт. Хотя Тир всегда соглашается с папаней, что голос у меня хороший. В основном мужиков соблазнять. - Габи хихикнула, подглядывая как Киров с трудом подползает к ней.
- Не напрягайся так, а то ещё свалишься, мы, конечно, живучие, но всё-же. - обеспокоенно заявила Габи, Но Киров уже выудила флягу с люто палевным "железным крестом". Стандартная бундесверовская походная фляга, которую Драйк любит наполнять чем угодно кроме воды, для которой она предназначена.
- О, Кукиш идёт. - Прорвалась Тирпиц сувозь Габи, отчего та зарделась, но не достаточно - И за тех, кто не отправился на вечную пьянку в Вальгаллу! - Габи не глядя влила в себя несколько крупных глотков, прогрев организм, и смазав струны души.
- Вот и наш медбрат со спиртяжкой - хихикнула Габи уже оценив содержимое ящика
- Гутен таг, герр Раймондо - ответила Габи, помахав здоровой рукой, предварительно отложив флягу. Ни она ни Тирпиц так и не смогли научиться стабильно выговаривать его фамилию не оскорбив его коверканиями. Тирпиц чаще звала его Кукиш или Колли, Габи же по имени. Бутылка была слегка неожиданным действием, поэтому от неожиданности Габи её поймала, и сжала сильнее нужного, отчего стекло бутыли жслобно затрещало.
- Оой - сконфужено выдала Габи, глядя, как по бутылке потянулась ниточка трещинки, пока не серьёзной, но это грозило в ближайшие часы протеканием. - Да так, отцовским шнапсом балуемся, Пьём за тех, кто выжил... И кажется с бутылочкой я перестаралась. Помоги открыть, вторая рука в гипс замурована... Кажется доктор учёл силушку ландскнехтскую и дурь линкорскую. Думаю, гипс усилен арматурой, вон кончик торчит. - Габи слегка засмущалось и откровенно залилась краской. А из гипса действительно торчал кусочек толстенной арматуры, правда старательно замаскированный под неровность.

- За наших! - Громко провозгласил Раймондо, и тихо добавил, - За тебя, Минна, - и осушил оставшуюся половину бутылки. Закрыв глаза, он вновь будто бы наяву увидел ее ясный лик: милая кроткая улыбка с поджатыми от смущения губками, чуть затуманенный, вечно задумчивый взор, вздернутый носик и румяные щечки. Он вспомнил ее приятный бархатный голос, грацию с которой она двигалась в танце, вспомнил каждую черточку ее молодого но уже такого женственного и прекрасного тела.

Вспомнил - и слезы сами полились из глаз. Раймондо не стенал - лишь молча содрогался и и утирал слезы рукавом куртки, накинутой поверх перебинтованного тела. Пустая бутылка покатилась по полу с характерным звуком, а ее место уже заняла полная, которую Монтекукколи открывал уже с трудом. Полторы бутылки осушенные почти залпом делали свое черное дело. Дрожащими руками и с помутненным взором, он все же избавился от пробки и влил в себя еще, не дожидаясь очередного тоста. Напиться до забытья, чтобы не принимать правды - это очень малодушно, но итальянец просто не мог иначе. Он испытал колоссальный ужас, которого за все пять с половиной лет не видел никогда. И мириться с этим не мог и не хотел - во всяком случае сейчас.

Открыв глаза и повернув голову, он... Увидел ее. Она сидела, улыбаясь, на свободной койке и смотрела на них все с той же улыбкой, которая почти никогда не сходила с ее лица.
- Похоже, алкогольные испарения проникли в мой мозг и я вижу то, чего видеть не должен, - тихим дрожащим голосом произнес Раймондо и снова выпил. Часть того, что должно было попасть в рот, однако, вместо этого полилось по подбородку, а с него на бинты, которые немедленно порозовели.

Поставив бутылку на пол, он потянулся за Киров - точнее за ее рукой. Он взял ее, почувствовал ее тепло, приложил ладонью своей щеке, еще влажной от слез и осознал: вот она, вот сестренка - она рядом. И пусть жизнь уже не будет прежней после этой бойни, семья все еще с ним. Его милая и в то же время бойкая и воинственная младшая кузина, да еще и с двигателем, который должен был быть его. Вот она, Киров. Осаду Ленинграда пережила, Балтику пережила - и все остальное тоже переживет: в этом Раймондо даже не сомневался. Потому что если бы сомневался, то точно застрелился бы на месте - еще одной потери он бы не пережил.

Тирпиц, с которой они не особо были знакомы, он не стеснялся. Итальянец вообще мало кого и чего стеснялся - особенно будучи нетрезвым. В его медкарте словосочетание "Сломанная челюсть" по частоте упоминания уступало только словосочетаниям "Сломанный нос" и "Вывих челюсти". И по большей части все эти "боевые" травмы он получал в "неравных сражениях" с девочками-линкорами и девочками-крейсерами. А иногда и парнями - их бойфрендами. Наличие оных Раймондо не смущало нисколько - он вообще воображал себя Казановой двадцать первого века. И в каком-то смысле он им и был - ни одна девушка, которая общалась с ним... Достаточно близко, недовольной не оставалась и после расставания все равно помнила о нем только хорошее. Причем частенько это было в самоволках, в Гданьске, а вовсе не на территории главной базы. Но это уже совсем другая история. И Раймондо сейчас было вовсе не до них. Минна, по существу, была его первой серьезной влюбленностью. Нет, он конечно воображал себе, что любит абсолютно всех девушек без исключения, но действительно глубокое и трепетное чувство испытывал только к Звездочке. Даже к Киров он приставал скорее прикола ради и чувствовал в ней скорее сестренку, нежели объект страсти и обожания. Только Звездочке он пел. Пел с душой, хотя и мимо нот. Ей нравилось. Ну или она хорошо делала вид, что ей нравится. Только с ней он устраивал романтический ужин при вечно затухающих свечах на берегу Балтийского моря. Только ради нее он постоянно стремился выдумать нечто новое, а не действовать по каким-то шаблонам и наработанным схемам. Ради нее он - не даром же горячая итальянская голова - даже сбегал в самоволку за кольцом, всерьез намереваясь сделать ей предложение, боясь опоздать. Получив 15 суток гауптвахты аккурат перед сражением.

Опоздал. Кольцо сейчас лежало в бархатной коробочке в шкафчике. И вспоминая все это, осознавая даже сквозь туман пресловутых алкогольных испарений, что это уже не вернешь, Раймондо подумал вслух:
- Почему жизнь так жестока и несправедлива? Может, если бы я успел - все было бы иначе?

[NIC]Kirov[/NIC][STA]"Легкий" крейсер[/STA][AVA]http://i.imgur.com/yhs5QTi.png?1[/AVA][SGN]Kirov Reporting![/SGN]

Киров была достаточно в кондиции, чтобы установился баланс смелости и чувства меры... Это и подсказало, как действовать, когда она корее почувствовала, чем догадалась. кого видит Раймондо. А именно - перехватить итальяшку за воротник и резким движением перетащить  из положения "напротив" в положение "рядом", прихватив покрепче рукой за плечи. Так-то лучше, хоть раны и заныли. Пялиться друг на друга и видеть в глазах залитую алкоголем скорбь и злость? Нет уж. Лучше так, просто прижаться и чувствовать, что ты не одна. Когда-то ее это спасло - не дало потерять улыбку и долю детской наивности в паршивые времена. Спасло то, что здесь, вдали от дома и семьи, ее ждали другие семья и дом. И Киров возвращала тепло и дружбу сполна - помня, какой редкостью они были поначалу.

- Не жмись в углу, глупый, - Шепнула она кузену - да уж, корабельное генеалогическое древо у нее оказалось то еще - и тихо ответила на его вопрос,  - Мы теперь не узнаем... Каждый делал все, чтобы вернуться и никого не терять. И никто не хотел таких жертв.

Да, и особенно - она. Потому и плевать было, хоть один авианосец, хоть десять. Лишь бы ребята за спиной остались живы. лишь бы больше не исчез ни один сигнал. Даже если для этого она на то время уподобилась Глубинной - неважно. Если эта ярость могла дать шанс - да будет так и так было. А сейчас, сделав еще глоток, она сбивчиво подпела Тирпиц - а ведь когда-то отторгала все немецкое из принципа. И помолчав после песни, призналась:

- Я ведь даже не помню толком, что творила. Все как в тумане. Как пьяная. Просто поняла, что если сдамся - некому будет мелких защитить.  Мы-то тертые калачи, а они бы там... Черт, я стала как Танька. Небось и ласты также склею. Она... Она всегда нас оберегала. И ей... Плевать было, линкор там или что... - Всхлипнула она, вспоминая их наставницу и воспитательницу, щедрую на подзатыльники и ободряющие слова, и откуда-то достававшую что-то вкусное, когда они в те далекие времена недоедали... Которой теперь нет. Которую придется заменить, неважно, хочется или не очень. Просто - надо.

- Колька, ты хоть помнишь, что со мной было-то?

Габи смотрела на двух, казалось бы разных и чужих людей, но души кораблей помнят, и сводят их в родственном движении. Как она с Бисмарк. Невольно вспомнив "старшую сестру", немка закрыла глаза и отвернулась, пустив слезу, но не горькую. Сейчас Бисмарк где-то на Центральной, она голос всего ОВМФ. Она уже далека от всей этой суеты, стрельбы и покатушек под шквальным ветром из снарядов глубинных. Ей сейчас, наверное, хорошо. Мелодия кончилась, и она ухмыльнулась Раймондо.
- Моря ещё недостаточно содрогнулись от нашей мощи! - усмехнулась она, незаметно утерев слезу.
- Хм, меняемся! - Габи вручила Раймондо флягу с креплёным шнапсом Драйка, а в ответ приняла бутыль винища канмусяцкого.
- Откусила, прожевала и подплывала, смакуя остатки - на секунду прорвалась к "рупору" Тирпиц, отчего Габи, подавив её, залилась краской.
- Ой... Кхм... Опять Тир балуется... - сконфужено выдавила из себя девушка, пытаясь согнать пунцовую краску с лица.
- Я как-то тоже мало видела, тут Арендаль надо спрашивать, судя по грохоту, малышка активно прикрывала. У меня к тому времени ни боеприпасов, ни рабочих орудий не было. Ну, кроме пары зениток, но куда там им по таким монстрам работать, тем более, когда на мне был самый ценный груз - Габи слегка скороговоркой выдала это, и влила в себя полбутылки винища, просто укрывая слёзы алкоголем. Она смогла спасти немногих, двоих вынесла на себе и ещё кого-то выловив, передала почти не глядя кому-то. Вспоминая каждого, кого она так и не успела выловить, сердце предательски сжималось, и саднило, будто по нему прошлись грубой наждачкой, и воткнули полкило гвоздей.