Выбранное ими место действительно благоволило. К чему угодно, даже к умиротворению. И никого вокруг, никакого ощущения, что чей-то взгляд упирается тебе в спину. Не надо поворачиваться, улыбаться, может быть даже здороваться. Не сказать, что для де Майо что-то эдакое было в тягость, но порой хотелось просто подышать свежим воздухом. Может быть даже искупаться в море, если желание припрёт и не окажется, что вся линия дна за прибоем просто кишит морскими ежами.

"Как скучно я живу," - чуть было не брякнул Май, слушая собеседницу и поглядывая на её действия. Скажи он это, тон бы его оказался очень печальным, но финн промолчал. В его жизни может и происходило что-то неординарное на фоне остальных, но те происшествия, как ему казалось, не выдерживали никакой критики в сравнении с самым началом ОВМС. Тяжёлому крейсеру неизменно приходила на ум довольно плачевная картина. Она, почти без сомнений - без них ли? - никогда не существовала в реальности. Но ощущения рисовали детский дом. За колючей проволокой и с мрачным, заросшим парком по соседству. Где взрослые ходят с автоматами, а дети прячутся от них под кроватями. Закутанные в дырявые одеяла, из которых неизменно торчат грязные пятки, они только и ждут появления одного-единственно человека. Адмирала в белых одеждах, светлый образ, чьё лицо, впрочем, никто не мог вспомнить. И если бы только этот спаситель мог хоть что-то сделать, кроме слов ободрения и поддержки. Со связанными руками он только и мог, что сидеть за большим столом и говорить, пока дети толпились вокруг.

Возможно, Вейнтисинко начитался слишком много мрачных книг, раз его буйная фантазия рисовала подобные образы. Но, к счастью, он чётко понимал - всё это лишь полёт мысли, который он никогда не примет за реальность. Там совершенно точно была доля правды, но целиком оно не имело ничего общего с настоящим положением дел. Де Майо в это верил, что само по себе являлось одной из немногих вещей, в которых он не желал удостовериться на практике.

"Вот так та вчерашняя девочка и попала на Марипозу," - лишь заключил Онни, пытаясь подвести черту как под словами Фурии, так и под собственным воображением.
Если всё сходилось именно так, то странное дело - даже с Бисмарк в родителях младшая Нил не ощущалась "сестрой", души корабля Май в ней так и не приметил. Возможно, девочке только предстояло познать путь, по которому прошла её мать, но Колченогий хотел надеяться, что ей не доведётся испытать подобного. Рейне и жизни на таинственной базе хватит с лихвой.

Стоит признать, Вейнтисинко не понял, о каком контракте идёт речь. Вторичном ли или том, по которому он работает на ОВМФ? Разглядывая прибой, он как-то отпустил от себя нить разговора и сейчас не мог вспомнить, что за чем шло.
- Кто ж не любит море, - чуть потянув время, ответил де Майо. - Даже, когда спрыгиваешь в него с утёса, - добавил он и хрипло хохотнул. - На меня тогда порядочно времени косо смотрели, думали, что самоубийца, пока ребята из Гданьска не приехали. До сих пор ноги зудят, как вспомню.
Тут Онни подумал - а встречался ли он раньше с Фурией? Ну, в свой первый приезд на Центральную Базу? В те времена там было людно - как раз очередная волна заражений шла - много лиц довелось повидать, с многими пообщаться. и ведь, как назло, толком он никого не помнил. Буквально несколько лиц, да и те потом с ним на "Декалии" служили.
- А после обучения, я с Кипра почти и не выбирался. Так и прослужил, не меняя приписки.
Чёрт, да в таком прочтении у него скука смертная, а не жизнь была. С другой стороны, кому-то размеренность средиземноморского острова могла показаться раем - меньше рискуешь, дольше коптишь небо да в хорошем климате, одни плюсы.
Впрочем, звучало всё по-прежнему как отговорка. Но поделать с этим финн ничего не мог. Рассказывать красочные истории из жизни он так и не научился, хотя целый год в наставниках очень старался.

Отредактировано Veinticinco de Mayo (2016-09-08 01:14:13)