Ремонтное отделение, оно же медпункт, оно же санчасть было оборудовано по общему образцу, так что кто-то мог даже сказать, что здесь различия с «большой землёй» сводились к минимуму и травмирующего эффекта почти не было. Правда у Нагато не получалось быть этим «кем-то», несмотря на то, что здесь она безвылазно сидела уже второй день, и могла бы в других обстоятельствах даже успеть привыкнуть. Решётки на окнах, бывшие самым очевидным различием с прочими медпунктами, только усугубляли ситуацию – линкор упрямо ложилась так, чтобы они не попадали в поле зрения. Впрочем, в изолированном состоянии были и свои преимущества, например, не приходилось с кем-то разговаривать без риска запнуться и замолчать надолго, или в том, что, если вовремя уснуть, забываешь о том, где ты находишься.

Так вот, вовремя заснуть у неё сегодня не получилось.

Вообще говоря, она смирилась. Против того, чтобы буйствовать, говорил не только здравый смысл, услужливо напоминающий, что это заведомо бесполезно, но и некий моральный устав, подсказывающий, что здесь она, в общем-то, за дело. Нагато даже не пыталась себя оправдать, у неё на это не хватило отсутствия совести. Проблема была в том, что отвечать за это по-настоящему как-то не вышло. Суда не было. Её просто сунули сюда, как не могущую нести ответственность за свои действия.

И вот это-то было по-настоящему дерьмово.

В смысле, весьма болезненно осознавать, что в глазах общества ты являешься чем-то вроде собаки, которая даже не может ответить за свои поступки, а отвечает за тебя кто-то другой. Собаку, конечно же, просто бы усыпили, так что, пожалуй, Нагато была чуточку повыше животного. И только. Это мало утешало, на самом деле.

Попросить у персонала снотворного она не решилась, опасаясь, что её ткнут носом в правила, изучить все аспекты которых сумел бы только абсолютный педант и явно не за два дня, поэтому вечер коротала в абсолютно трезвом уме, но не совсем здравом духе. Буря, завывавшая за окном на разные голоса, помаргивающие лампы дневного света – всё это и определённо не настраивало на хоть сколько-нибудь позитивный лад. К бездействию формально запертая (на замок её не запирали) в палате на две койки Нагато уже успела привыкнуть, что не отменяло того, что её оно всё же угнетало.

Оливия перевернулась на живот, уткнулась носом в полотняную наволочку, вдохнула суховатый запах чистоты, исходивший от всего – постельного белья, одеяла, казённой пижамы с жёсткими сгибами – и прикрыла глаза. Ей даже не хотелось чем-либо коротать время, не виделось смысла. О том, что срок её изоляции подходит к концу и рано или поздно ей придётся выйти к прочему населению базы, она тоже старалась не думать. Общение с ними вряд ли задастся. У неё сейчас вообще было плохо с коммуникацией.

Буря за окном взвыла, как маленький ребёнок. Нагато заставила себя встать, прошлёпать босыми ногами по полу и закрыть жалюзи, пусть от этого не стало тише. Зато она обнаружила, что ещё не разучилась ходить, хоть и передвигалась весьма косолапо. Лампы моргнули в очередной раз, а Оливия уже переместилась к другой, свободной койке.

Руки действовали неосознанно – во всяком случае, она очень удивилась, поняв, что именно сделала. Чучело из свёрнутого одеяла было усажено «спиной» к стенке и вообще слабо походило на человека, но объяснить, зачем вообще она переворошила вторую койку, Нагато не могла. Вместо этого она вернулась на свою койку, села напротив собственной поделки и вытянула босые ноги по полу.
[SGN]Внешний вид: казённая пижама (рубашка и штаны по щиколотку) бледно-голубого цвета, немного застиранная на сгибах. Волосы встрёпаны и не уложены, фирменных "рожек", разумеется, нет. Выглядит немного заспанной и дёрганой.[/SGN]

О местных порядках Нагато пока была осведомлена очень неоднозначно – её инструктировали, ей давали что-то прочитать, но, спустя какое-то время, она уже не могла вспомнить все детали этих бесконечных объяснений. Она не знала, можно ли ей выходить из палаты, можно ли вообще вставать с кровати, даже её выходка с одеялом на соседней койке могла оказаться чем-то неправомерным здесь. После всего случившегося Нагато была уверена, что гражданских прав у неё нет. Вообще никаких. А, так как она была склонна всё примерять на себе, ей казалось, что и ходить по коридорам не имеет права никто, кроме, собственно, их охраны.

Шлепки чужих ног Нагато расслышала даже через шум бушевавшей снаружи бури, и тут же затравленно напряглась – на спине проступили позвонки, а пальцы рук, переплетённые между собой, начали белеть от нажима. Если это шли к ней, она заведомо не ожидала ничего хорошего. Всё, чего Оливия Эванс, линкор «Нагато» просила – так это суда над ней, шаткого подтверждения того, что она может отвечать за свои поступки, сейчас же требовать или умолять о чём-то подобном было бесполезно. Всё уже сделано. Других хороших новостей здесь и подавно не было.

Она даже не особо хотела разговаривать, поэтому не повернулась, когда шаги остановились напротив её двери. Пусть считают, что она не идёт на контакт. Стены вокруг, казалось, сдвинулись ещё плотнее, Нагато могла бы сказать, что это ожидание чужого вмешательства длилось несколько часов, но на деле едва ли прошло больше секунды. Чужой голос задавал вопрос, причём, будь Нагато более расположена к контактам с окружающими, она могла бы догадаться, что так конвоиры с ними не общаются – ну или хотя бы вспомнить их манеры.

Разумеется, заключённая могла бы промолчать, кивнуть, в общем, придерживаться линии поведения, которая соответствовала её эмоциональному настрою. Но нет, Нагато с трудом разлепила губы, шевельнула ими и не услышала собственного голоса. За столь долгое молчание она попросту подзабыла, как нужно говорить.

– Да… – вышло хрипло и не очень уверенно, – Всё в порядке.

Она качнула головой и всё-таки повернулась, чтоб посмотреть на лицо того, кого приписала к охранникам. С оценкой его принадлежности всё ещё сложно было определиться, потому что видела она только голову, но кто ещё мог бы шататься здесь по ночам?

Лицо Нагато сохраняло следы усталости и печали, а ещё оно было… на редкость незаинтересованным. Так мог смотреть на мир глубокий старик, которому уже всё равно, что происходит вокруг.

Спустя несколько секунд разглядывания гостя Нагато сделала вывод, что к охране он, скорее всего, не принадлежит, из-за видимого отсутствия оружия – а кто здесь в здравом уме приблизится к заключённым без оружия? Винить их за это не следовало, в конце концов, у Нагато в графе провинности значилось убийство, и, скорее всего, она была безнадёжна в их глазах. Принадлежность к врачам тоже ставилась под сомнение, в основном, из-за отсутствия халата. Скорее всего, это был кто-то из таких же как она, хотя это определение и коробило в некоторой степени. Впрочем, стоило ей понять, что человек, стоящий в дверях, скорее всего, не принадлежит к тем, кого она не хотела бы видеть – из-за здравых опасений – как Нагато более-менее оживилась. Прежде всего, ей нужно было убедить его не звать врача, поэтому она предупредительно вскинула руку и даже попыталась немного улыбнуться.

– Не стоит, – даже голос у неё прозвучал чуть живее, чем пару секунд назад, – Вряд ли они дадут снотворное, а мне сейчас лучше всего подошёл бы сон…

Нагато запнулась на середине фразы, которая должна была бы окончательно развеять любые подозрения на её счёт, и утихомирить чересчур озабоченного её судьбой посетителя. Что ж, опять – уже который раз, пытаясь что-то рассказать, она вспоминала недавние события, замолкала и подолгу перебирала в памяти возможные шаги, позволившие бы этого избежать. В голове у неё плавали лица адмирала, его отца, печального Меркатца, вспоминались умершие и живые, и казалось, что с самого начала службы в ОВМС она прямо-таки поставила себе цель оказаться здесь, так чётко виделся ей путь к этой точке со всеми причинами и следствиями.

Мокрыми от пота пальцами Нагато поправила волосы, возвращая себя к реальности и ощущая щекой холодный металл браслета на запястье. Вовремя – чтоб услышать представление по форме. Точнее, по прежней форме.

– Линкор Нагато, класса «Нагато», первый корабль  в серии, – пробормотала она немного невпопад.

– Да? – когда речь зашла о применяющихся здесь лекарствах, Нагато проявила хоть какое-то подобие интереса, ненадолго ожив. – Тогда жаль вдвойне.

Последнее умозаключение было скорее вежливым поддержанием разговора: коль, в конце концов, ей не удастся сегодня поспать, стоит это принять и не заострять на этом внимание, иначе говоря, смириться с непреодолимыми обстоятельствами. Тем временем, её представление, совершённое совершенно не в тему, и являющееся прекрасной иллюстрацией того, что голова Нагато отказывается соображать, восприняли с вежливой улыбкой. Гость даже представился точно так же, и Нагато снова слегка посветлела. Недоверие к миру, которым она последнее время пользовалась, как щитом, немного отступило.

– Я не единственная, – заметила Нагато, поднеся ладонь ко лбу и покачав головой. Что ж, Муцу с недавнего времени действительно состоит во флоте ОВМС, правда, оставалось надеяться, что «брату» не донесут, куда исчезла старшая, и за что её отправили доживать свой век в месте, которое до отвращения походило на курорт. Печально, что разлука последовала так быстро после встречи, и только.

Слова о том, что она сожалеет, что с другим представителем своего класса едва ли встретится снова, вертелись на языке, но Нагато не стала болтать. Она твёрдо понимала, в каком месте оказалась, и догадывалась, что распускать язык не стоит.

– Чаю? – переспросила Нагато с совершенно беспомощным выражением лица. В самом деле, она – заключённая, ей должно быть строго запрещено перемещаться по коридорам, но предложение было сделано совершенно обыденно. – А можно?

Несмотря на то, что Нагато была окончательно сломана, были в её состоянии и проблески разума, пробивавшиеся через затяжную тоску. Они разумно подсказывали: жди. Если тонешь там, где неглубоко, нужно достигнуть дна, оттолкнуться от него – так будет легче выплыть, пользуясь полученным импульсом. В переводе на её состояние это значило, конечно, что ей проще перетерпеть пик тоски, а потом, когда хуже уже не будет, собрать силы и пытаться выгрести со дна. Этот план имел массу недостатков, но, не имея лучшего варианта и будучи опасно близкой к тому, чтобы свихнуться, опустить руки и умереть, Нагато приняла его, причём неосознанно.

Она тонула в холодном море и очень надеялась, что оно не бездонно.

– Я не знала, – мягко оправдалась она, наконец-то перестав вжимать голову в плечи и показав взглядом на браслеты, смыкавшиеся на её запястьях, – Мы же в тюрьме.

«Тюрьма». Её деликатно называли «особой базой», да располагалась она, можно сказать, на олицетворении тропического рая. Что ж, Нагато придумала отличное оправдание своей тихости и покорности – браслеты и неопытность в местных вопросах выглядели куда как лучшим объяснением, нежели стремление переждать самые тяжёлые дни, не растеряв силы.

Она тяжело поднялась, пошатнувшись – ноги отказывались слушаться – но устояла. Кажется, она даже похудела за прошедшие дни, но собственное тело казалось ей свинцово-тяжёлым. Впрочем, в помощи она по-прежнему не нуждалась: шаг, другой, и вот она уже выходит из палаты, пусть и покачиваясь иногда.

План, озвученный гостем, был вполне логичным, вот только Нагато, ставшая жертвой обстоятельств, не очень-то теперь доверяла логичным и умным. И вообще кому-то, кроме себя. Подозрения, правда, она оставила при себе.

– Хорошо, – Нагато кивнула, ладонью коснувшись стены коридора, на случай, если силы её оставят, – Вот только кружки у меня нет. Надо поискать в палате. Но мне обычно всё приносят. И уносят.

Касательно кружек Нагато не была уверена вот прямо полностью, оставалась вероятность того, что кружка действительно есть в тумбочке, а она просто окончательно запуталась в происходящем. Вот только разбираться ей в любом случае было не по силам. Приносят, уносят – какая разница. Тем более, что запасной вариант тут же нашёлся.

– Вряд ли боятся, – мягко поправила Нагато собеседника, – Скорее, удерживают в рамках.

Для неё это выглядело именно так. Хотя… Глупо надеяться, что с таким приговором тебя не будут опасаться. Да и причины таких взглядов ясны: оправдаться в глазах общества у неё не вышло, так хоть в своих глазах хоть немного избавиться от клейма, въевшегося в кожу. Она всё-таки виновна, да только не в том, в чём обвиняли, и чувство вины требовало хоть каких-то оправданий.

Путь к титану оказался необъяснимо долгим – сознание тормозило, выхватывая из окружения совершенно ненужные детали, которые даже побегу бы не поспособствовали, если бы было, куда бежать, и наличествовало такое желание. Мир Нагато воспринимала как-то рассеянно, только иногда из сонмы образов вылетала, например, пуговица. Или выпавший волос, отставший от своего хозяина. 

Как когда-то ей советовала Октябрь, Нагато несколько раз часто и быстро вдохнула и выдохнула, чтоб немного прояснить сознание. И тут же поразилась: почему так искажалось восприятие и глухо ухало сердце? От моральной усталости? Вариант допустимый, только следует из него то, что ей пора собрать себя, иначе она точно развалится.

На титан, который для неё возник перед носом словно бы ниоткуда, Нагато посмотрела с сомнением. Постучала ногтем по крану и кивнула, дескать, всё поняла, готова идти дальше. В комнату за собеседником она не последовала, замерев на пороге и вцепившись в дверной косяк. Кружки, слава богу, ни на что знакомое ей не были похожи. Не вызывали ассоциаций, не заставляли голову болеть. Это хорошо.

Но, стоило им вроде бы направиться обратно, как свет погас. Шум дождя стал особенно явственным, раздражающим, но напоминающим о том, что время всё-таки идёт. Нагато, касавшаяся ладонью стены, ничего в своём курсе не изменила, только замедлила шаг до совсем уж улиточьей скорости.

– А ты тут за что? – вдруг спросила она у темноты.

Нападение на своего. Будь на месте Нагато кто-то другой, он бы мог бестактно шарахнуться, удивлённо распахнуть глаза или даже ляпнуть что-нибудь вроде «да ладно!». Нагато только прищурилась, не поворачивая голову в сторону источника звука, и вряд ли это небольшое изменение выражения лица было бы заметно в полумраке. Нападение на своего – это что-то, что может понять даже такая гнутая железка, как она. Флот разделялся по принадлежности – исторической – к странам, которые сделали всё, чтобы их корабли ненавидели друг друга. Бывали и драки со сбитыми коленями и разбитыми носами. Бывало всё, значит, бывали и штрафбаты. Только тогда флагман ещё не подозревала, насколько близки такие перспективы, в очередной раз растаскивая эсминцев, пытавшихся выдрать друг другу волосы. А оно бывает и так, просто тогда…

Тогда. Черта, пролегавшая между «тогда» и «сейчас», ощущалась особенно остро, когда Нагато это вспоминала.

– Он гниёт, – Нагато, кажется, попыталась дёрнуть плечом, и прибавила почти неслышно, – Я гнию. Молодец.

Последнее слово прозвучало насмешливо, но насмехалась линкор, похоже, над собой. Молодец. Лучше и не скажешь.

Тут безопасно? Нагато не сдержала смешка, который больше походил на короткий кашель. Безопасно для кого, для них, или для неё? Чья-чья здесь обеспечивается безопасность? Линкор даже щёлкнула ногтем по браслету на другой руке, услышав короткий металлический лязг. Нет, если здесь и обеспечивается чья-то безопасность, то точно не её. Это от неё надо защищать.

– Не сильно крепкий. Не хочу плеваться от горечи, – несмотря на то, что насмешки над собой давали ей силу, в подробности своих смешков и мыслей Нагато посвящать Явуза не стала. Чай она и правда хотела послабже, надеясь потом всё же уснуть и проспать целые сутки, если дадут. 

От вспыхнувшего света она даже не моргнула, даже не прищурилась.

– За убийство, – тон Нагато был совершенно будничным, как будто она всё ещё говорила о чае и просила передать ей сахарницу.