Знакомство, как с самим место ее дальнейшего пребывания, так и с одним тяжелым крейсером подошли к концу. Осталось даже время распаковать свои пожитки, осмотреть комнату, да отведенную для нее койку. Пока что она была в гордом одиночестве, хотя место для еще одного человека, то есть канмуса, отводилось. Вещей у эсминца, надо сказать, было совсем мало, лишь самое необходимое. Распаковавшись, Минск еще раз оглядела свое теперь уже место проживания, провела пальцами по покрывалу на постели и вышла из комнаты.  Для блондинки все было в новинку, и определиться с чувствами пока что не получалось. С одной стороны, она выбралась из своего города, начинает узнавать иной мир, а с другой, Лис никогда не хотела путешествий. Ее всегда устраивала тихая жизнь в городе, домашнее хозяйство. Только чего сейчас об этом вспоминать, теперь у нее новая жизнь, а значит начиная с сегодняшнего дня, а лучше прямо сейчас, надо привыкать и предпринимать хотя бы что-то. Пусть будет вначале прогулка, дабы закрепить все то, кое ей ранее озвучивал инструктор. Нужно было убедиться, что она все запомнила и ничего не пропустила, а после стоило бы подумать о том где бы перекусить, хотя есть-то как раз вовсе не хотелось.
Прежде чем начать возвращаться в сторону общежитий, Минск обошла по два раза места, вглядываясь, но держать поодаль от возможности с кем-то заговорить или заставить кого-то подумать или принять ее за потерявшегося канмуса. На конец второго обхода, больше уже уделяя внимание не местности, а своим ботинкам, да дороге перед собой, Минск услышала до боли знакомый голос, отчего подняла голову, продолжая свой шаг и вглядываясь вдаль. К ней спешили, а при приближение не низкой фигуры, сознание услужливо подсказывало и так маячащие факты.
"Вот тебя и нашли. Придется говорить, ведь позвали. Погодите, позвали только имя-то не правильно звучит, какая я ему Лис, так меня называл только..."
Тихий, неразличимый издали под бормотаниями мат. Услышь ее сейчас Хельги, то вряд ли бы поверил своим ушам. Его маленькая и скромная сестренка сейчас материться как сапожник или грузчик. И в довершение сказанного, внутренний голос подтвердил лишь, что это: "...брат".
Вот и долгожданная встреча состоялась. Та, которую Лисбет боялась больше всего, стараясь оттягивать ее, избегая возможности. Хотя не совсем уж и избегая, просто не идя первой на контакт. Ну вот она не пошла, зато старший Иверсен сделал это за нее, как обычно даже не потрудившись подумать, что ей время-то вообще-то требуется чтобы привыкнуть к сложившейся обстановке. Нет, вон идет, чуть ли не бежит со всех ног. Чем ближе оказывался Хельги, тем явственней становились изменения, произошедшие в нем. Минск, тоже прибавила шагу, но не от радости от встречи, которая все же немного заставило сердце девушки забиться чаще, скорее, чтобы он не начал орать на всю улицу ее имя повторно, показывая: да, она тоже его видит.
Возвращаясь к изменениям, произошедшим с Хельги - он вытянулся и не слабо, в то время, как она будто бы остановилась в своем росте. Еще его лицо, кажется, осунулось и что-то, вроде тени залегло, сложно дать четкое определение. Однако эсминец видела, это не совсем нормально для ее братца, хотя остальным все и могло казаться привычным. Лисбет чувствовала своим женским чутьем, а еще - он носил оружие. Нет, братец и раньше притаскивал это домой, но вот так, средь бела дня, к чему такая предосторожность, неужели думает, что она или остальные из присутствующих нанесут ему вред? И в довершение всего, волна ярости за такой жалкий вид, за разбитые ожидания охватило и поглотило Минск. Не такого она ожидала увидеть - дурочка. Можно подумать, что паразит засел не в ней, а в брате. Когда они оказались в шаге от друг друга, Минск сжала правый кулак и замахнувшись со всей силой ударила в челюсть Хельги. А выпрямившись, да потерев костяшки пальцами, которые болели от такого удара, нарочито вежливо и слишком холодно произнесла. - Считайте это моим ответом вам за забывчивость, эсминец Минск к вашим услугам одуванчик, то есть контр-адмирал Хельги Иверсен. Чем обязана? - Блондинка говорила все это с опущенным взглядом, не позволяя себе смотреть в лицо брату, зная, что не выдержит его взгляда. Она еще не до конца окрепла, еще не выплакала все слезы, еще не до конца по убивалась своей участью. Поэтому сейчас не смела даже слезинки проронить, а коль посмотрит, то навряд ли сможет выдержать эту пытку. Родной взгляд, видеть, как он за нее переживает, как в его зеленых очах, таких же как у нее, отражается вся эта боль. Эсминец не сомневалась, Хельги не легче, чем ей, но он знал на что шел. Он лучше нее осведомлен, чем все оборачивается и какова цена, значит их цена такова, и этого изменить уже не дано никому. -Мы будем и дальше тут стоять или отойдем в менее заметное место. Что касается моего приветствия, я готова понести за него надлежащее наказание по всей строгости.

Отредактировано Minsk (2016-11-15 00:21:04)

Этого голоса, такого родного и одновременно явно холодного, младшая из Иверсен с трудом вынесла. Боль, томящееся и тупая, растекалась по сердцу, заражая кровь и душу. Дышать становилось все труднее, перед глазами мир, порой плыл. Лисбет не видела, как на нее смотрел брат, но его тон говорил красноречивей всяких взглядов. Не так она представляла их встречу, ни этого хотела. Слезы предательски подступали к глазам, но эсминец сдерживалась, стискивая зубы, забывая напрочь как надо дышать. Одна лишь сила воли, только на ней сейчас девушка и двигалась вслед за самым близким и любимым родственником. "И это все, все что ты можешь сказать?! Пошли, поговорим ко мне. Да лучше бы ты наорал, лучше бы ты ударил в ответ. Больно, до чего же больно, дышать трудно". Теперь уже девушка позволила себя частые вздохи, чтобы вернуть состояние в норму, только не получалось, ее вело из стороны в сторону, будто пьяную. Едва удавалось не сильно-то для посторонних вилять, благо фиксацией служила спина Хельги. Такая большая и широкая, казалось она может уберечь от всего, только вот от одного не сумела. И вот прозвучал вполне конкретный вопрос. Еще сильнее в груди колоть начало, ведь не о ней спрашивали, оно-то и понятно, сейчас нужно было позаботиться о человеке, канмусу стоять надо в стороне. Горестная ухмылка, ведь теперь она по сути и не человек, так вещь для попыток вернуть власть на воде и под ней. Однако свою горечь, как и желчь эсминец притупила, стараясь говорить пусть и тихо, но тепло. Хотя все же горечь скрыть пока до конца не получалось. - Плохо, постарел будто на десять лет. Я боюсь он скоро начнет пить. Он и после твоего отъезда пробовал, но я… - Тут Минск умолкла, считая, что не место настолько раскрываться, когда они еще не укрыты от посторонних глаз. Если сам Хельги и чувствовал себя среди своих, не боясь задавать такие вопросы, то вот сама блондинка подобного не ощущала, поэтому боялась говорить, как и боялась вообще распространяться о своем прошлом. И не потому, что ее не поняли бы, тут у всех было прошлое, то что они оставили ради служения. Она боялась своими словами навредить. Пусть Минск и прибыл сюда, но доверие еще нужно заслужить и не только ей, но и остальным, кто будет контактировать с эсминцем. Но больше всего Лис разрывала на части мысль, звучащая в ее голове. "Надеюсь, я могу довериться хоть собственному брату?!" Вот это самое "надеюсь" и убивало девушку, топтало морально и физически. Нет ничего опасней и хуже, чем сомнения в собственном родственнике, которого любишь больше жизни.  А когда еще смысл последних брошенных слов Хельги осел в сознание, так стало совсем как-то хреново. Минск умолкла, так и не продолжая свою речь, и хмурясь, сохраняя это выражение лица до самого конца, плелась за контр-адмиралом.
Только оказавшись в помещениях, где были комнаты адмиралов, только когда ее пригласили войти, эсминец вошла, чуть ли не вплыла внутрь, но не стала разглядывать комнату, как обычно сделала бы. Она дождалась, когда сам хозяин войдет, прикрыв за собой плотно дверь, и теперь ей хватило сил взглянуть Хельги в глаза, щурясь, пытаясь понять о чем он думает, как и продолжить незавершенный разговор, руки в это время засовывая в карманы черных брюк. - Я устроила отцу скандал и разбила перед его ботинками все спиртное, которое он в тот вечер приобрел. После этого папа его в дом не носил, хотя изредка и ходил с друзьями, возвращаясь не совсем трезвым. Что же до сейчас, я обещала ему писать и звонить, но ты прекрасно знаешь, как эта связь работает, как часто ты нам посылал весточки. Поэтому, я хочу взять с тебя обещание, братишка, - Впервые за это время она все же назвала Хельги братом, пускай сейчас в ее глазах и не отражалось сестринской любви и радости воссоединения семейства. -Ты максимально часто, насколько это возможно, будешь навещать нашего отца. Я тоже буду пытаться... -И Минск умолкла, взглядом красноречиво показывая, что именно что "пытаться", а не реально появляться дома. Может Лисбет и вела больше домохозяйский образ жизни, но никогда не была дурочкой, часто общалась с папой, внимательно слушала Хельги, когда он возвращался. Много читала и смотрела, в общем всегда и везде собирала информацию, даже прислушиваясь к разговорам в магазине. А еще есть такая вещь как интернет, чего там не прочтешь. В общем эсминец не тешила себя иллюзиями скорого посещения своего дома. -А теперь, наверное к главному, поясни почему дело, как ты изволил выразиться, "дрянь" и в чем оно заключается? Остальные, кто услышал правду, взбунтовались? Строят из себя обманутых и обиженных? - Минск никого не винила в своей болезни, хотя и не могла еще до конца принять эту печальный факт. Но вот сейчас, когда она была здесь, возможность мести затмевало разум куда сильнее, чем вероятность скорой смерти. После того, как ей пришлось принять факт ухода матери из этой жизни, после того как Хельги ее покинул, что-то изменилось. Лисбет перестала верить в чудо, как и перестала надеяться, что все будет хорошо. Возможно поэтому она так часто молилась за брата, боясь его потерять, потому что где-то глубоко в сознание… оно ей рисовало страшные картины. И вот, когда весь ее мир рухнул, казалось бы, безысходность и страшная участь, но Лис углядела шанс. Шанс, который ей был преподнесен. Только вот месть - это холодное блюдо, а пока еще она не была к ней готова, нужно время. Что ни говори, доброй улыбающейся девочки, которая много смеялась, которая постоянно что-то выспрашивала больше нет. На ее месте оказалась, внешне спокойная и расчетливая личность, таким она могла казаться, но не была такой. Руки-то эсминец и запихнула в карманы, потому что кончики пальцев кололо, она больше всего хотела обнять братишку, уткнуться носом ему в плечо и плакать, а еще крепко обнимать. Хотела, но не смела. Не имела на это никакого права ни как та, кто позволила себе ударить, ни как канмус.

Отредактировано Minsk (2016-11-16 17:35:27)

Всего одна брошенная фраза невзначай, незримое обещание, но может эсминец углядела того, чего не было на самом деле. То как это прозвучало больше походило не только на согласие чаще приезжать домой, но и словно ее вычеркнули из этого списка. Минск гнала эти мысли, но они вцепились мертвой хваткой не желая отпускать, тошнота подступила к горлу, дышать стало еще труднее. Лис даже приоткрыла рот, кислорода не хватало. "Пока я была как все, ты не спешил, тебя было не дозваться, зато сейчас... будешь и обещаешь, вот так просто?! За что, что я тебе сделала??? Почему отец достоин твоей любви и внимания, а я нет, почему?!" И этот вопрос, озадаченность во взгляде, дикая боль вырвались, накрыв эсминца с ног до головы. Понимая, что она сейчас не сдержится, что выскажет все, нужно было отвлечься, стоило что-то предпринять. Поэтому девушка начала движение по комнате, специально поворачиваясь спиной к брату, чтобы не увидел больше, чтобы не осознал насколько ей дерьмово, как он, казалось бы, простым своим согласием ранил в самую душу и сердце. "Надо вынести, вытерпеть. терпи Минск, терпи..." Девушка даже не заметила, как начала мысленно уже обращаться к себе не по имени, а по названию корабля. С каждым таким разговором казалось Лис уходит в прошлое, остаётся там, одинокая и покинутая, так и не дождавшееся любимого братишки. Лисбет Иверсен так и осталась на причале, моля о спасение души своего брата, а сейчас здесь была эсминец, занимая свое место по праву. Присев на подлокотник стоявшего кресла, и вслушивалась в объяснение, которые контр-адмирал старался до нее донести.
-Люди, но ты тоже человек или себя уже таковым не считаешь? К чему время покажет и расставит по местам, ты стал мнительным, даже слишком, - Но вот эти слова "был там" и "видел", все же заставили эсминец из хмурого расположения духа, да изучения пятен на полу, которых и не было, перевести взор обратно на блондина. С недоверием, с прищуром вглядываться, пытаясь понять, он шутит или серьезно. По тону было похоже, что серьезно, но вот только такое казалось просто немыслимым. Кто он такой, чтобы вот так оказаться рядом с... Плевать, главное, что Хельги не шутил, по взгляду видно.
- Я не сомневалась в подлинности этой трансляции, но почему? Почему ты был у нее тогда, зачем? Хотя, не стоит, у тебя были на это свои причины. Мне о них знать не положено. Если все верно, если твоя правда, то чем я меньше знаю, тем же лучше будет для нас обоих, - Встав Минск направилась к выходу, явно намереваясь этим самым завершить их разговор, только вот остановилась. Взгляд зацепился за место, где стояли фотографии. Их было не так уж и много, может поэтому очень долго эсминец вглядывалась на одну из них, а потом еще и взяла в руки, разглядывая бывшую флотилию своего братца, смотря на нее и задерживая свой взор на каждой из присутствующих там. Лис показалось, что она их знает, что уже видела, даже кажется во снах своих. " Она добрая - эта фотка. От нее веет теплом и ностальгией". Вернув на место вещь, эсминец вновь руку запихнула в карман, сжавшись, чувствуя себя одинокой и потерянной. Не было никого, кто бы ее понял, кто бы разделил с ней ее боль и ее чувства. Сейчас Лис еще сильнее ощущала ту стенку, которая возникла между ней и братом, но сил ломать ее у нее не осталось. Больше всего блондинка хотела, чтобы у них все было как прежде, только уже не верила в это. А как оно и бывает, если ты признал поражение до боя, то и весь бой, считай, проигран. Ей бы попрощаться и просто выйти, сделал это последний шаг, чтобы окончательно порвать отношения со своим родственником, ведь даже врагу такой участи не пожелаешь, но не хватило духу, не хватило сил. Вот поэтому она все еще стояла и силилась быть стойкой, как учила мать, не согнуться под всей этой тяжестью навалившегося. Лисбет Иверсен - боец. Сутулость понемногу пропадала, Минск медленно расправляла плечи, будто бы заново возрождалась из пепла. Дыхание выравнивалось, а на лице возвращалась привычная невозмутимость, вот с ним-то эсминец вновь взглянул на хозяина комнаты. -Еще что-то хотел сказать или я могу идти? -А все те чувства, которые пытались вырваться, так и оставались в мыслях, которые продолжали глушиться, чтобы не услышал, чтобы не страдал еще больше. "Люблю тебя братишка, прости меня, виновата. Мы столько потеряли, не покидай меня вновь".

Отредактировано Minsk (2016-11-18 16:26:11)

Вот после такого, разговор, вроде, должен был завершиться. Однако то, что должен не означало, что обязан. Это-то и всецело продемонстрировал Хельги поведя себя не совсем стандартно. Когда он вообще действовал как того требовал случай? Когда он должен был приезжать домой и быть ближе к семье, он наоборот отдалялся. А вот, когда вроде бы все действия указывали на отдаление, он приблизился настолько непростительно, что защита, которую Минск создавала, взращивала с того дня, как узнала о своей болезни - рухнула. Ее разорвало в мелкие клочки, которые сейчас находились под ногами этого необычного контр-адмирала. Он сорвал все маски, стер границы и проник туда, куда никому и никогда дозволения не было. Да оно ему было и не нужно, ведь Лисбет его родная сестра - плоть и кровь.  Эти объятья подобно треску разбитого зеркала, искажая отражение, коверкая чувства, выворачивая.

" Прости" и "не забывал" резанули слух, как фальшивые ноты, как расстроенная рояль решившая сыграть свое соло-партию. Верила она ли брату, хотела верить! Но не могла, не могла сейчас даже поверить в саму себя. От этого становилось еще больнее и горче. Только сейчас один сделал шаг навстречу, неужели она вот так возьмет и оттолкнет его? Вероятность подобного была весьма высока, ведь он раз от раза ее отталкивал, пусть сейчас и прикрывался благими целями. Он хотел ее защитить, а на деле раз от раза делал лишь больнее. Слезы подступили, больше их сдерживать Лисбет не могла. Они текли не останавливаясь, тело сотрясала мелкая дрожь, а голос вторил ему- ее телу.

-Простить, потеряли... - Эти слова прозвучали на взрыв тихо, практически шепотом. Обида и боль рокотали в груди стоя колом, причиняя отвратительный, сводящий с ума дискомфорт. Минск схватилась пальцами в область груди, где билось ее сердце. Как же хотелось его сейчас вырвать, положить на стол и уйти больше не оглядываясь. - Есть как кто? - Второй рукой нащупал ладонь Хельги. Ненадолго накрыла ее, даря мнимое тепло, а потом разорвала эти объятья разворачиваясь лицом к братцу. Слезы все еще текли из глаз, пальцы все еще правой руки старались дорваться до сердца, чтобы заставить его перестать биться. А взгляд, такой глубокий такой проникновенный, как глубинный омут.

-Прошлого не вернуть. Матери нет, а ты... - Ярость и гнев, оглядывая с ног до головы родственника, голос срывается на крик. -Ты ушел, оставил! Ты захотел мести, а я, я мести не хотела? Только ты потерял мать?! А я потеряла мать и брата! В эти проклятые года я потеряла вас обоих, и сейчас ты просишь простить, да как я могу, у меня же времени... - И речь оборвалась, второй рукой себе зажимая рот, Лисбет широко раскрыла глаза понимая куда ведет весь этот разговор. Хотелось убежать, рвануть с места и бежать куда глаза глядят, уйти от всего этого, но глубоко внутри, нечто иное толкало на другое. Закрыв глаза, девушка, сжав в кулак ту руку, которой прикрывала рот, врезала по стене чуть позади себя. А потом силком заставляла себя дышать спокойней, перестать и дальше устраивать истерику. Открыв вновь глаза, смотря теперь решительно и говоря твердо, но спокойно.

-Не это ты хотел услышать, - Горестная и саркастическая ухмылка, коверкающее прекрасное личико Лис. – Да, мы остались друг у друга, я тебя не предам, что бы не случилось, даже если ради этого придется отдать свою жизнь. Но не проси меня сейчас о большем, слишком долго, слишком много воды утекло. Я не знаю тебя, а ты уже давно не знаешь меня, братишка, прости... - Рука что сжималась в кулак безвольно повисла, разжав пальцы, а Минск собиралась уйти, но ноги не слушались, она не могла сейчас вот так просто исчезнуть, и казалось нет того момента, когда он сделал шаг. Что-то толкало ее вперед. Осторожный шаг навстречу, затем другой, а после сама обнимает крепко, утыкаясь носом в грудную клетку брата, закрывая глаза и просто тихо плача, ничего не говоря. Она должна была уйти, оставить его одного, но глядя в эти родные глаза, в который она видела ту же боль и одиночество - не смогла. Не сумела преодолеть себя и сейчас как маленький ребенок продолжала плакать, стискивая Хельги в своих объятьях.

Отредактировано Minsk (2016-11-19 23:01:40)